Атаман всея гулевой Руси

На обложке: картина Василия Ивановича Сурикова «Степан Разин» (1906). «…атамана терзала не пулевая рана, а душевная мука. Он видел себя возлежащим на ковровых подушках в просторном и светлом шатре, где перед ним из воздуха вдруг соткалась прекрасная златовласая дева в полупрозрачном шёлковом одеянии.

— Ты кто? — с трудом ворочая пересохшим языком, спросил Разин.

— Разве ты меня не знаешь? — улыбнулась дева. — Я получила от тебя столь богатый подарок, что не могла не явиться.

Степан Тимофеевич потянулся к красавице, схватил её за руку, и его насквозь ожгло ледяным ознобом.

— Стало быть, ты и есть моя смерть, — промолвил, окаменев лицом, атаман. — Вот ты какая…

— Беда с вами, людьми, — нахмурилась дева. — Придумали, что я костлявая старуха, да ещё и с косой. А я всего лишь открываю человеку дверь в его новую лучшую жизнь. Но для тебя ещё не настал час переступить через мой порог.

— Так что ж меня ещё ждёт? — встрепенулся Степан Тимофеевич.

Дева взмахнула рукавом шёлкового одеяния, и перед Разиным явился резной столец, на котором, дымясь, стояла золотая чаша.

— Испей, атаман, и всё тебе станет ведомо.

Степан Тимофеевич обеими руками взял чашу и жадно приник к ней пересохшими губами. Сначала питьё приятно охладило его нутро, затем стало сладковато-тёплым и приобрело вкус крови. Разин, с трудом сдержав тошноту, заглянул в чашу и зажмурился.

— Ужели ты ослаб духом, атаман? — промолвила дева. — Ты хотел знать свой последний час, так узри его!

Степан Тимофеевич с трудом разлепил очи, и его взору открылась огромная площадь, заполненная московским простонародьем, устремившим свои взгляды к большому помосту, на который всходил он сам, Разин. Сутулый и длиннорукий палач разорвал на нём рубаху и опрокинул навзничь. Сверкнуло лезвие топора, и скоро атаман был расчетвертован, а затем обезглавлен.

— Мне Гориныч такую страшную смерть не сулил! — встрепетал, опрокидываясь на ковровые подушки, Разин.

— А что же тебе насулил Гориныч? — вопросила дева.

— Великую славу, — прошептал атаман.

— Эх, Степан Тимофеевич! — воскликнула дева — смерть. — Не обманул тебя Гориныч, а уважил. С лобного места тебя узрит вся Великая Русь, и в народном мнении ты обретёшь такую великую славу, какой ни у кого не было и не будет!»